В продолжение этой темы. У многих людей, далеких от армии, последнее время мучает вопрос: что заставляет путлеровских вояк воевать не просто тупо, а вызывающе безмозгло? Зачем оккупанты упорно скачут по граблям, огребая раз за разом? Вот, например, зачем они многократно подставлялись под удар в Чернобаевке (Херсонская область), где по сообщениям украинской стороны войска оккупантов уже 19 раз попадали под сокрушительный артиллерийский удар и понесли существенные потери. Киев заявляет, что 30 вертолетов захватчиков уничтожены в ходе первого налета, а суммарно в этом заколдованном месте выбыло из строя уже 7 генералов, включая двух командующих армией. Даже если делать поправку на то, что украинская статистика традиционно завышает потери противника в 5-7 раз, упоротость российских вояк впечатляет.
На самом деле ничего странного в этом нет. Удивляло бы, скорее обратное. В военном деле есть такое понятие, как инициативность. Если объяснить совсем просто, то суть в следующем: получив приказ вышестоящего начальства, исполнитель, видя, что обстановка на поле боя не соответствует представлениям командования или быстро изменяется, начинает действовать вопреки приказу по собственному разумению и добивается хорошего, а иногда и выдающегося результата, недостижимого, действуй он по диспозиции.
Кажется, что инициативность – это однозначно хорошо, ее надо воспитывать у военнослужащих на всех уровнях и поощрять тех, кто ее с успехом проявляет. Но не все так просто. Армия – жестко иерархическая структура, и начальство воспринимает инициативность как угрозу дисциплине и единоначалию. Вот, например, прикажет комдив атаковать деревню Хрюкино и, не считаясь с потерями, взять ее ко дню рождения дорого вождя. Ротный же, которому совсем не улыбается лезть на пулеметы, решит, что целесообразнее совершить марш по болотной гати, выйти в тыл противника, занять деревню Гадюкино и вынудить того оставить Хрюкино без боя из-за риска быть отрезанным от своих.
Это что же получается: ротный Ванька умнее генерала что ли? Над комдивом начнут в курилках хохмы хохмить, генеральский авторитет опуская, а ротного придется в Кремль отправлять, где ему верховный будет руку жать и орден на героическую грудь вешать? А ну как он еще там что-нибудь вякнет про косность и скудоумие начальства? Вот и получается, что достигнутый подчиненными успех, ежели он достигнут вопреки твоим указаниям – большая угроза карьере.
В то же время неудача опасности не несет. Ну, полегла рота в бесплодных атаках под Хрюкино, ну и хули? В рапорте будет написано, что она героически пала, отражая натиск превосходящих сил противника. Ротному, так и быть, медаль посмертно, комбату – орден, командиру полка – два. В газету – статью о полководческом гении комдива, который не жалеет сил (то есть солдатских жизней) для победы над врагом.
Если же выдать поражение за победу не удастся, виноват всегда будет кто? Правильно – исполнитель. Тот самый ротный и виноват. Если выживет в атаке – под трибунал его, суку, разжаловать в рядовые, приговорить к расстрелу, поставить к стенке, зачитать приказ о замене расстрела штрафбатом, сорвать погоны и отправить искупать кровью. Комбату – выговор, полковнику – два. Генерал-то все равно молодец, потому что решительно принимает меры против малодушия, паники и пораженчества, железной рукой наводит порядок, устанавливает твердую дисциплину, которая есть мать всех побед, как учат в академии Генштаба. При этом авторитет высшего командования остался непоколебленным.
В общем инициативность и иерархический принцип подчинения сочетаются очень плохо. Единственная армия, в которой их пытались, и не без успеха, совместить – германская. Точнее следует вести речь о прусской военной школе, которая учила, что подчиненному надо ставить задачу лишь в самых общих чертах, а уж как он будет ее решать – ему виднее. Пускай действует по обстановке. В Вермахте этот подход оказался феноменально успешным. Не только солдаты, но и офицеры на всех уровнях привыкали действовать инициативно, по собственному разумению, не оглядываясь на начальство.
Но есть важный нюанс: инициатива в бою приносит успех, если у солдат и офицеров отменный боевой дух, высокая мотивация сражаться. Если мотивации нет – то и инициативы не будет по определению. Именно поэтому Вермахт образца 1945 г. был совсем иной – куда-то подевался и наступательный порыв и стойкость в обороне. У солдат стремление выполнить приказ любой ценой оказалось вытеснено желанием любой ценой выжить.
И наоборот, в Красной армии инициативность бойцов и командиров на всех уровнях выросла настолько, что в сложнейших наступательных операциях конца войны атакующие за несколько дней брали укрепленные города (особенно блестяще была проведена Кенигсбергская операция), неся потери меньшие, чем обороняющиеся. У солдат на передке безысходность сменилась надеждой дожить до конца войны, а это заставляло действовать творчески, с умом. Практика закидывания врага трупами ушла в прошлое.
У путлеровских вояк на украинских фронтах сегодня очень низкая мотивация. Никто не понимает целей этой войны, ни солдаты, ни даже генералы. А если цель неизвестна, то у кого будет болеть голова о том, как добиться скорейшей победы в инициативном порядке? У вояк совершенно другие заботы: у солдата – дожить бы до окончания срока контракта, дотянуть до ротации, отсидеться в уютном подвальчике, когда вокруг пиу-пиу и бах-бабах.
Однако гораздо более катастрофические последствия наступают тогда, когда инициативу теряют старшие офицеры. Происходит это примерно так: вызывают комбрига на командный пункт армии и ставят задачу: кровь из жопы, но взять к 9 мая деревню Хрюкино! Комбриг разводит руками: мол, я бы рад, но мне надо для этого танковый батальон в усиление, да поддержку с воздуха, да еще пару беспилотников для разведки и корректировки артогня. Так же крайне важно солдат покормить, переодеть, помыть в бане. И вот тогда, мамой клянусь, Хрюкино возьмем могучим ударом!
Командующий на это ему отвечает: «Беспилотников нет, потому что коварный Запад ввел санкции и китайцы теперь квадрокоптеры нам не продают. Танки есть, но их не будет, поскольку что проклятые украинские диверсанты взорвали мост и для переброски тяжелой бронетехники к рубежам атаки нужно возведение понтонной переправы, а все понтоны бездарно просрали под Белогоровкой. По этой же причине не будет ни горячей еды, ни нового обмундирования, ни бани. Поддержки с воздуха не ждите, ибо летуны заняты репетицией воздушного парада в честь священного Дня Победы. Воюйте тем, что есть, но чтоб взяли Хрюкино и ниипет как. Иначе голову с плеч сыму и в очко засуну!».
Принцип ясен: за провалы всегда отвечает исполнитель. Комбригу ничего не остается, как гаркнуть «Zадача будет Vыполнена!» и сгинуть с глаз начальства, дабы не провоцировать его недовольство. Комбриг думает: пошлю я бригаду в атаку – авось выгорит дело, пусть даже ценой больших потерь. За потери в росармии никогда не спрашивали. А не выгорит – так виноватыми комбатов назначу. Если не удастся свалить вину на подчиненных, свой зад я прикрою рапортом, согласно которому сил для атаки недостаточно. И так по цепочке приказ доходит до солдат, которым вообще не всралась эта война. Они же в армию шли не затем, чтобы воевать, а чтоб зарпату получать за ничегонеделание. Поэтому хуй вам, а не наступательный порыв и инициатива. Солдат ищет не возможность победить, а формально исполняет тупые приказы, и, найдя повод отступить, тут же отступает.
Но генералы в высоких штабах сучат ножкой, фигачат кулаком по карте и, брызжа слюной, требуют взять Хрюкино, потому что этот подарок обещали фюреру еще к 9 мая. И вновь одна вялая лобовая атака сменяется другой. Очередная попытка наведения понтонной переправы оказывается еще менее успешной, чем предыдущая.
Со стороны это выглядит как тупое шаблонное повторение действий, ранее продемонстрировавших свою неэффективность. Но раз наверху придерживаются точки зрения, что во всем виноваты недостаточно расторопные подчиненные, то саму необходимость взятия деревни Хрюкино и методы достижения цели под сомнение не ставятся. Никто не понимает, зачем фюреру потребовалась эта деревня Хрюкино, и не пытаются задаваться этим вопросом, но солдаты нутром чуют, что чем пассивнее они станут воевать, тем выше их шансы выжить.
Ничего с этим генералы поделать не могут. Но ведь и они не лыком шиты. Раз в войне главное – не победа, а чтоб фюрер был доволен, то их главная задача – посылать наверх отчеты о блестящих победах, что они и делают. Одновременно прикрывая свою жопу рапортами, согласно которым к ближайшей пятнице победить никак невозможно, потому что нужно еще пару тысяч танков, три сотни крылатых ракет и всеобщая мобилизация. А ежели этого не будет, мы, конечно, тоже победим, но чуть позже. Лет через пять. Или никогда. Главное – успеть к тому времени выйти в отставку по выслуге лет и не оказаться козлом отпущения, когда фюрер начнет искать виноватых в провале своего гениального плана перекройки мирового порядка.
Journal information